Восстание на крейсере "Очаков". Лейтенант Шмидт-Очаковский. Литературно-исторические заметки юного техника Крейсер очаков восстание

История восстания в ноябре 1905 года крейсера «Очаков» подробно описана в литературе. Столь же хорошо известна нам история жизни и смерти возглавившего восстание П. П. Шмидта, которого Николай II приказал именовать «лейтенантом, выгнанным с флота», хотя на самом деле тот был капитаном второго ранга в отставке.

Однако до сих пор остается загадкой, почему все-таки - без явных на то причин - был уничтожен крейсер «Очаков», который мог вскоре стать одним из новейших и наиболее мощных кораблей Черноморского флота.

Исследование исторических документов по Севастопольскому вооруженному восстанию 1905 года показывает, что гибель крейсера была предрешена еще до начала восстания.


Перед усмирением восстания главный командир Севастопольского порта Чухнин дал телеграмму Николаю II, в которой указывал, что крейсер необходимо обезоружить и только после этого войска могут приступить к решительным действиям. Уж кто-кто, а вице-адмирал был прекрасно осведомлен о том, что реконструируемый крейсер еще не вступил в строй и практически беззащитен, так как положенного боезапаса на борту не имеет.

В то же время агентами охранки по городу были распущены слухи, что Шмидт собирается бомбардировать Севастополь, чтобы перебить жителей и матросские команды, которые не с ним.

Когда начался суд над участниками восстания, капитан крепостной артиллерии Иванов, получивший приказание непременно потопить «Очаков», заявил, что, «видя крейсер уже горящим, он решил не топить его и взять ответственность на себя...».

Солдаты крепости, сочувствовавшие восставшим, заявили своим офицерам, что стрелять они не будут и уж если откроют огонь, то только ответный.

Усмирители восстания не побрезговали провокацией: 15 ноября в четвертом часу на бастионе разорвался снаряд. Прибежавшие офицеры стали звать солдат к орудиям и утверждали при этом, что снаряд прилетел с «Очакова» или «Пантелеймона». Стали стрелять, но только по «Очакову».

Как на суде, так и в ряде официальных документов полицейские власти, в том числе и прокурор Ронжин, пытались доказать, что первый выстрел во время восстания был сделан с «Очакова». Между тем из многочисленных показаний свидетелей, а также сообщений ряда газет можно заключить, что провокационный выстрел принадлежал канонерской лодке «Терец». Защитник по делу Шмидта А. Александров по поводу обвинения П. П. Шмидта в том, что первым стрелял «Очаков», в своих воспоминаниях утверждал: «Боевым аргументом прокурорской позиции было утверждение, что «Очаков» первый начал стрельбу из орудий и что, следовательно, обстрел крейсера эскадрой и орудиями Константи-новской батареи был только актом самозащиты. Этот тезис прокурору нужно было доказать во что бы то ни стало, так как в противном случае расстрел стоящего на якоре, почти безоружного крейсера являлся бы бессмысленным актом жестокости. Прокурору этот выстрел с «Очакова» нужен был как манна небесная, но эта манна так-таки и не была ему ниспослана небесами, ибо большинство свидетелей обвинения, если даже не все, отрицали нападение крейсера на эскадру, прекрасно понимая, что почти безоружный крейсер не стал бы искусственно провоцировать эскадру на расстрел».

Как только по «Очакову» начали стрелять, над крейсером взвился сигнал «Возмущен действиями эскадры». Потом крейсер стал стрелять по правительственным войскам и береговым батареям.

По крейсеру вели огонь орудия всех калибров с расстояния от 50 до 200 морских саженей. Берега бухты были оцеплены солдатами, расстреливавшими из ружей и пулеметов каждого, кто пытался спастись с крейсера вплавь.

«На «Очакове», - вспоминал чудом спасшийся с него матрос, - творилось что-то ужасное. Снаряды со страшной силой взрывались, превращая все в пепел. На палубе нельзя было различить, кто ранен и кто убит, так как раненые и убитые лежали один на другом, образуя груду тел.

Рядом в луже крови плавали внутренности, валялись руки, ноги. В машинное отделение попал один фугасный снаряд и уложил человек двадцать матросов. Попавшие в «Очаков» снаряды никого не щадили и производили страшные разрушения внутри судна.

В машинном отделении лежало человек тридцать раненных осколками: раненые просили товарищей о помощи; Умирающие просили добить их, чтобы избавить от страданий. Гул орудий и пулеметов не прекращался.
Вскоре раненых и умирающих охватило разъяренное пламя, и через минуту их не стало...»

П. П. Шмидт вспоминал за месяц до казни, что, когда он покинул «Очаков», большая часть людей уже выбросилась за борт или была убита. Пленные офицеры с других кораблей, захваченные восставшими в качестве заложников, вырвались из кают-компании из-под ареста, спустили красный флаг и вместо него на мачте водрузили белую скатерть.

Огонь по крейсеру сразу прекратился. Офицеры были сняты с «Очакова» целыми и невредимыми: это свидетельствовало о том, что крейсер полностью прекратил сопротивление. В телеграмме, посланной царю, вице-адмирал Чухнин отметил этот факт, но для упреждения возможных вопросов о судьбе крейсера указал: «Очаков» продолжает гореть, пожар потушить нельзя».

Как раз в это время еще можно было спасти крейсер, который весьма недешево обошелся казне. Оснащенный современными механизмами, «Очаков» к новому году готовился занять достойное место среди боевых кораблей русского флота. Корабль изобиловал множеством технических новшеств: на нем были металлические шлюпки и мебель - забота судостроителей об устранении горючих материалов. Приводы многих механизмов были электрифицированы. На корабле устанавливались новая техника, снискавшая популярность на флоте, телефоны системы лейтенанта Кол-басьева, корабельные радиостанции, мачтовые семафоры, электрические приборы управления огнем, указатели положения пера руля и многое другое.

В первых числах ноября на крейсере спешно заканчивались последние работы - ежедневно на борту работали около трехсот рабочих с Севастопольского морского завода и прикомандированных из Сормова специалистов по главным машинам. Словом, спасать было что... И было кому. Самые большие корабли находились под парами и вполне могли потушить пожар водой из своих брандспойтов. В это время еще даже можно было беспрепятственно высадить десант для захвата крейсера.

Закладная доска крейсера "ОЧАКОВ"

Вместо спасения горящего корабля началась вторая бомбардировка, поводом для которой послужили два выстрела, якобы произведенные с «Очакова». П. П. Шмидт утверждал, что на крейсере был взрыв, который был выдан карателями во всех официальных документах за выстрел.

«Очаков» гигантским костром двое суток пылал посреди бухты. О числе Погибших на крейсере точных сведений нет. Известно, что 15 ноября на корабле было до 380 человек команды, не считая матросов с эскадры и береговых частей. По другим данным, на «Очакове» было около 700 человек. Большевистская газета «Борьба» писала, что «спаслось не более сорока - пятидесяти человек. Суду было предано 39 очаковцев». Жандармский ротмистр Васильев в своем донесении указывал: «...и убитые и раненые остались на «Очакове» после того, как он загорелся, и все сгорели... в девять вечера я сам видел раскаленные борта «Очакова».

Изуродованный снарядами (одних пробоин от снарядов крупного калибра насчитывалось Пятьдесят две!), с прогоревшими переборками, корпус корабля был отбуксирован к пустынному берегу Северной бухты у Килен-балки, где спешным порядком приступили к разборке корабля.

«Когда мы поднялись по трапу на судно, - вспоминал один из рабочих, - то увидели на верхней палубе несколько десятков гробов, а санитары, словно муравьи, сносили в гробы останки революционеров. Мы спустились в каюту. Здесь чувствовался запах гари и видны были обуглившиеся трупы. В тех каютах, куда огонь не проникал, валялись бесформенные, изуродованные человеческие тела. Стены и потолки были забрызганы кровью».

На суде 14 февраля 1906 года П. П. Шмидт в своей речи сказал: «Когда я вступил на палубу «Очакова», то, конечно, с полной ясностью понимал всю беспомощность этого крейсера, безоборонного, с машиной, которая едва могла дать восемь узлов ходу, и без артиллерии, там имелось всего две рукоятки от шестидюймовых орудий, остальные действовать не могли...»

Почему же все-таки был бомбардирован «Очаков»? Длительный срок постройки «Очакова» свидетельствовал о преступной деятельности заводских подрядчиков и высших чинов флота во главе с вице-адмиралом Чухниным, на долю которых немало перепало из субсидий, выделенных на постройку крейсера. Вместо рабочих при постройке широко использовались матросы (благо большинство из них до службы были рабочими), а денежная разница шла в карман ловких дельцов.

Официальные тактико-технические данные корабля, готовящегося, по всем донесениям, вступить в строй, явно не соответствовали действительности. Однотипные с «Очаковым» и в одно время заложенные крейсеры «Олег» и «Память Меркурия» давно вступили в строй, а второй даже участвовал в расстреле своего собрата.

О злоупотреблениях при постройке «Очакова» говорили многие морские офицеры и даже писала газета «Правовая жизнь». Над строителями велось негласное следствие, о котором Чухнин не мог не знать в силу своего высокого служебного положения. Восстание явилось необычайно удобным поводом для уничтожения злополучного крейсера.

6 марта 1906 года на острове Березань были расстреляны П. П. Шмидт и его боевые соратники - «очаковцы». Таков был заключительный аккорд гибели крейсера «Очаков», принесенного в жертву интересам махинаторов.

Анатолий ГРИГОРЬЕВ , капитан второго ранга

Мятеж на крейсере «Очаков» осенью 1905 года

11 ноября 1905 года в Севастополе начался организованный социал-демократами мятеж среди матросов Флотского экипажа и солдат Брестского полка. За несколько часов к мятежу примкнуло свыше двух тысяч матросов флотской дивизии, часть солдат 49-го Брестского полка, запасной батальон крепостной артиллерии и рабочих порта. Мятежники арестовывали офицеров, предъявляли политические и экономические требования властям. Во время бесконечных митингов, среди ораторов выделялся человек в форме лейтенанта военно-морского флота. Его имя было Пётр Петрович Шмидт. Он произносил речи, в которых обвинял Царя в неполноте дарованных свобод, требовал освобождения политических заключенных и так далее. Личность Шмидта представляет для исследователей несомненный интерес в связи с той ролью, какую он сыграл в севастопольских событиях и, конечно, в мятеже на крейсере «Очаков». Шмидт был превращен большевиками в очередную легенду, а надо сказать, что редкий офицер удостаивался такой чести со стороны большевиков. Но был ли Шмидт боевым офицером? Назвать его так можно только с очень большими оговоркам.

П. П. Шмидт родился в 1867 году в Одессе. Его отец, герой Севастопольской обороны, командир батареи на Малаховом кургане, умер в звании вице-адмирала. Мать была родом из князей Сквирских. Рано оставшись без матери, которую он горячо любил, Шмидт очень болезненно отнесся ко второму браку отца, посчитав его предательством памяти матери. С юных лет он во всем хотел идти против воли отца. Вопреки отцу, он женился на девушке весьма сомнительной репутации. Тем не менее, Доминика Гавриловна Шмидт оказалась хорошей и любящей женой, и их брак до 1905 года был в общем счастливым. У них родился сын Евгений.

В 1886 году Шмидт закончил Петербургский морской корпус и получил звание мичмана. Однако прослужил он совсем немного. В том же году он добровольно оставил военную службу по состоянию здоровья. (Шмидт страдал эпилептическими припадками). «Болезненное состояние, - писал он в прошении Императору Александру III, - лишает меня возможности продолжать службу Вашему Величеству, а потому прошу уволить меня в отставку».

Позднее Шмидт объяснял свой уход из ВМФ тем, что хотел быть «в рядах пролетариата». Но современники свидетельствовали, что военную службу он изначально не любил, а без моря и кораблей не мог жить. Вскоре, из-за безденежья, благодаря протекции высокопоставленного дяди, Шмидт возвращается на военно-морской флот. Мичмана Шмидта направляют на крейсер «Рюрик». По случайному стечению обстоятельств, именно на этом крейсере в 1906 году эсеры готовили убийство Николая II. На «Рюрике» Шмидт задержался недолго, и вскоре получил назначение на канонерскую лодку «Бобр». Жена всюду следовала за ним. В это время, все больше проявляются психопатические черты характера Шмидта, его болезненное самолюбие, граничащее с неадекватностью реакций. Так, в городе Нагасаки, где «Бобр» имел один из своих стационаров, семья Шмидтов снимала квартиру у одного богатого японца. Как-то раз между японцем и женой Шмидта произошел спор по вопросу условий найма квартиры, в результате которого японец сказал ей несколько резких слов. Она пожаловалась мужу, и тот потребовал от японца извинений, а когда последний отказался их приносить, отправился в русское консульство в Нагасаки и, добившись аудиенции у консула В. Я. Костылева, потребовал уже от него принятия немедленных мер для наказания японца. Костылев сказал Шмидту, что он этого сделать не может, что он направил все материалы дела в японский суд для принятия решения. Тогда Шмидт начал кричать, что велит матросам изловить японца и выпороть его, или сам убьет его на улице из револьвера. «Мичман Шмидт, - писал консул командиру «Бобра», - вел себя в присутствии служащих консульства неприлично».

Командир «Бобра» решил подвергнуть Шмидта обследованию медицинской комиссии, которая пришла к выводу, что Шмидт страдает тяжелой формой неврастении в совокупности с эпилептическими припадками. В 1897 году, тем не менее, ему было присвоено очередное звание лейтенанта. Со слов жены в 1899 году психическое состояние Шмидта настолько ухудшилось, что она поместила его в московскую психиатрическую лечебницу Савей-Могилевского, выйдя из которой Шмидт вышел в отставку и устроился на коммерческий флот. При выходе в отставку, как это полагалось в русской армии, Шмидту было присвоено звание капитана II-го ранга.

Началось плавание Шмидта на коммерческих судах. Капитаном, скорее всего, Шмидт был хорошим, так как известно, что адмирал С. О. Макаров предполагал взять его в свою экспедицию к Северному полюсу. Морское дело он страстно любил и знал. В то же время, болезненное самолюбие и амбициозность все время в нем присутствовали. «Да будет вам известно, - писал он своей знакомой, - что я пользуюсь репутацией лучшего капитана и опытного моряка».

С началом русско-японской войны, Шмидт был призван на воинскую службу и назначен старшим офицером на большой угольный транспорт «Иртыш», который должен был следовать вместе с эскадрой адмирала Рожественнского. За неумелое управление судном Рожественнский посадил Шмидта на 15 суток в каюту под ружье. Вскоре эскадра вышла в направлении Дальнего Востока навстречу Цусиме. Но Шмидт заболел и остался в России. Среди офицеров Шмидта недолюбливали, считали либералом.

Однако либеральные воззрения еще не означали того, что Шмидт был готов на участие в антигосударственном мятеже. То, что все-таки это произошло, свидетельствует о том, что Шмидт каким-то образом, еще до событий на «Очакове», связался с революционным подпольем.

Сам Шмидт, хотя и туманно, говорил об этом на следствии: «Меня нельзя рассматривать отдельно от движения, участником которого я был». Во время самого восстания на крейсере «Очаков» он заявил: «Революционной деятельностью я занимаюсь давно: когда мне было 16 лет у меня уже была своя тайная типография. Ни к какой партии я не принадлежу. Здесь, в Севастополе, собраны лучшие революционные силы. Меня поддерживает весь свет: Морозов жертвует на наше дело целые миллионы».

Хотя из этих путанных слов Шмидта трудно выяснить, где в них правда, а где желаемое выдается за действительное, но тот факт, что его поддерживали революционные организации Севастополя, что о его существовании знал сам Ленин, что Шмидт знал о «морозовских миллионах», говорит о том, что за спиной Шмидта, действительно, стояли реальные организации. Поэтому, думается, что не случайно Шмидт оказался на мятежном крейсере «Очаков».

В ноябре 1905 года, когда в Севастополе начались мятежи, Шмидт принял в них живейшее участие. Он сошелся с социал-демократами, выступал на митингах. Это участие Шмидта в революционных собраниях весьма негативно сказалось и на без того болезненном состоянии его психики. Он стал требовать от жены, чтобы она принимала участие в революционных сборищах, помогала ему в его новой революционной деятельности. Когда же жена отказалась, Шмидт оставил ее. Увидеться им было больше не суждено. Через несколько дней Шмидт примкнул к восстанию на крейсере «Очаков».

«Очаков» вернулся с учебного плавания 14 ноября 1905 года. Команда была уже не спокойной и известные своей революционностью матросы Гладков, Чураев и Декунин волновали ее вопросами установления в России народовластия. По возвращении «Очакова» в Севастополь, волнения среди команды еще более усилилось, так как до нее дошли слухи о возмущении севастопольского гарнизона. Капитан II-го ранга Писаревский, с целью ослабить это волнение, собрал матросов после ужина и стал им читать о героях русско-японской войны. Однако команда слушала его плохо. Тем не менее, ночь прошла спокойно. 12-го ноября на мачте в дивизии подняли позывные «Очакова» и сигнал: «прислать депутатов», то есть революционеры из взбунтовавшихся воинских частей требовали от «очаковцев» присоединиться к ним, прислав своих депутатов. Это очень сильно взволновало команду, которая по-своему истолковала этот сигнал, решив, что с матросами флотской дивизии чинят расправу. Команда потребовала направить депутатов в Севастополь узнать, что там происходит. В 11 часов утра на мачте дивизии вновь подняли сигнал с тем же призывом. Матросы Декунин, Чураев и Гладков стали кричать, что надо ответить на позывные дивизии и послать в нее депутатов, что «там режут людей». Все попытки лейтенанта Винокурова воздействовать на команду успеха не имели. Тогда старший офицер разрешил послать двух депутатов в дивизию. Для этого матросы выбрали Гладкова и Декунина, вместе с мичманом Городысским отправились в дивизию. Во флотской дивизии они никого не нашли и пошли в Брестский полк, где в этот момент происходил митинг. По дороге в полк они встретили ехавшего на извозчике арестованного мятежными матросами коменданта крепости. Шедшая вокруг повозки толпа кричала: «своим судом!». На митинге в полку депутаты увидели большое количество матросов и солдат. Там были выдвинуты и требования матросов и солдат, в основном сводившиеся к улучшению условий прохождения службы, амнистии для политических заключенных матросов и солдат, вежливое обращение с нижними чинами, увеличение жалования, отмена смертной казни и так далее.

Гладков и Декунин переговорили с матросами, узнали их требования и, убедившись, что ничего плохого с ними не происходит, вернулись на крейсер.

Команда стала успокаиваться, но часть матросов продолжали ее волновать, требуя немедленного исполнения требований. Матрос Чураев прямо заявил лейтенанту Винокурову, что он убежденный социалист и что на флоте много таких, как он. В 17 часов был получен приказ командира: «Кто не колеблясь стоит за Царя, пусть остается на корабле. Кто не желает иметь Его или сомневается, то те могут сойти на берег».

Этот приказ был объявлен утром 13-го ноября после поднятия флага. На вопрос капитана II-го ранга Соколовского: «Кто за Царя?», команда ответила: «все!», а на приказ выйти вперед тем, кто за мятеж, не вышел ни один человек. Тем не менее, глухое волнение среди команды продолжалось. В то же время на «Очаков» с другого корабля эскадры приехал офицер, который сказал, что если «Очаков» еще раз ответит на сигналы мятежников из гарнизона, то по нему будут стрелять. На это матрос Чураев ответил: «Ну что ж, пусть стреляют».

Матросы решили продолжить сноситься с берегом. Около 14 часов 13-го ноября, на «Очаков» приехали с берега два депутата. Командир «Очакова» попытался не дать им встретиться с матросами. но команда его не слушала. Депутаты сказали матросам, что на стороне восстания весь Брестский полк, крепостная артиллерия, Белостокский полк и другие воинские подразделения. Это было сильным преувеличением, но оно на команду подействовало. Депутаты сказали матросам, что они должны поддержать восставших. Команда ответила утвердительно. Тогда офицеры решили покинуть крейсер, что они и сделали, переехав на крейсер «Ростислав». После спуска флага, на «Очаков» приехал капитан I-го ранга Сапсай с флаг-офицером. Сапсай держал перед командой «Очакова» речь, убеждая ее прекратить мятеж. В конце речи Сапсай потребовал, что бы те, «кто хочет служить верой и правдой Государю Императору вышли вперед». Вновь, как и в первый раз, вперед вышла вся команда. Тогда Сапсай потребовал, чтобы были выданы те, кто не хочет служить дальше. Команда ответила, что служить хотят все. Но в то же время, кто-то из команды спросил: «А как наши требования?» Сапсай ответил, что они будут направлены в Петербург и там рассмотрены. Матросы просили Сапсая, чтобы офицеры вернулись на крейсер. Сапсай сказал, что офицеры вернуться только в том случае, если команда даст честное слово не участвовать в мятеже и слушаться своих офицеров. Матросы обещали. Окрыленный Сапсай поехал на «Ростислав» и сказал офицерам, что они могут возвращаться. Офицеры вернулись и потребовали от матросов сдать бойки от орудий. Команда уже хотела вернуть бойки, когда какой-то человек отчаянно крикнул: «Оружия не отдавать - ловушка!». Матросы отказались отдавать бойки, и офицеры вновь уехали на «Ростислав».

Как только офицеры вторично покинули крейсер, перед матросами выступил кондуктор Частнин, который сказал, что он уже 10 лет как «поклонник идей свободы» и предложил свое руководство, на что получил согласие команды.

Тем временем, офицеры, надеясь успокоить команды эскадры, решили направить со всех ее кораблей депутатов в мятежный Севастополь. Это было безусловной ошибкой, так как свидетельствовало о слабости офицеров, которые как бы разрешали начать переговоры с бунтовщиками. В 8 часов утра 14-го ноября депутаты вышли на пристань. Но перед тем, как идти в гарнизон, они решили сначала пойти к Шмидту, чтобы спросить у него совета. Этот момент чрезвычайно интересен: кто-то таким образом умело пропагандировал Шмидта, иначе трудно объяснить почему матросы пошли именно к нему за советом?

Депутаты отправились на квартиру Шмидта. Тот встретил их очень приветливо. Прочитав требования матросов, Шмидт разразился длинной речью с критикой существующего в России государственного строя, говорил о необходимости Учредительного собрания, в противном случае Россия погибнет. Таким образом, он умело подменил наивные и, в целом, не существенные требования матросов, политической программой революционных партий. К тому же Шмидт заявил, что он - социалист и что надо искать офицеров, симпатизирующих революции, из них выбрать командиров, а остальных арестовать. Когда все команды примкнут к восстанию, он возглавит флот и пошлет Государю Императору телеграмму, в которой объявит, что флот перешел на сторону революции. Однако как только депутаты ушли от него, Шмидт, переодевшись в форму капитана II-го ранга, поехал на «Очаков» и заявил команде: «Я приехал к вам, так как офицеры от вас съехали и поэтому вступаю в командование вами, а также всем Черноморским флотом. Завтра я подпишу об этом сигнал. Москва и весь русский народ со мною согласны. Одесса и Ялта дадут нам все необходимое для всего флота, который завтра примкнет к нам, а также крепость и войска, по условному сигналу подъемом красного флага, который я подыму завтра в 8 часов утра». Команда покрыла речь Шмидта громовым «ура!»

Трудно сказать, верил ли сам Шмидт в то, что говорил. Скорее всего он об этом не думал, а действовал под впечатлением момента. В очерке Ф. Зинько о Шмидте говорится: «Экзальтированный, пораженный величием открывающихся перед ним целей, Шмидт не столько руководил событиями, сколько вдохновлялся ими».

Но несмотря на экзальтацию, Шмидт явил себя как расчетливый, хитрый и двоедушный человек. Когда на крейсер прибыл капитан II-го ранга Данилевский, Шмидт принял его в капитанской каюте и сказал, что он прибыл на крейсер с целью повлиять на команду, что главная его задача успокоить ее и вернуть крейсер в нормально состояние. Шмидт заявил, также что считает пропаганду в военное время очень опасной. Данилевский вернулся на «Ростислав» в полной уверенности, что «Очаков» в надежных руках.

Однако уже в 18°°в гарнизоне состоялось заседание депутатов, на котором выступил Шмидт. Шмидт вновь заявил, что он социалист по убеждениям, что нужно требовать созыва Учредительного собрания. Он призвал ко всеобщему восстанию в армии и на флоте. Далее Шмидт сказал, что необходимо захватить «Ростислав». Для этого он предложил следующий план: он, Шмидт, пробравшись на «Ростислав», арестует адмирала, затем от его имени даст команду всем офицерам собраться в адмиральской каюте, где также их всех арестует.

Тем временем, на сторону восстания перешли контр-миноносец «Свирепый» и три номерных миноносца, которые были отведены в подчинение Шмидту, который вечером вернулся на «Очаков», захватив с собой своего 16-летнего сына Евгения. Около 6-ти часов утра на «Очаков» были привезены арестованные в гарнизоне офицеры с крейсера «Гридень» и миноносца «Заветный». Эти офицеры поехали в гарнизон за провизией, где и были схвачены мятежниками. Среди них был также генерал-майор Сапецкий. Шмидт приказал разместить арестованных по каютам. Затем по его приказу был захвачен пассажирский пароход «Пушкин». Шмидт распорядился всех пассажиров собрать на палубе «Очакова», что и было сделано. На восходе солнца он в присутствии команды и захваченных пассажиров, поднял над «Очаковом» красный флаг. При этом, Шмидт дал сигнал: «Командую флотом - Шмидт». Интересно, что во время поднятия красного флага, оркестр играл «Боже, Царя храни!». Этим он хотел привлечь на свою сторону другие суда эскадры, успокоить офицеров и матросов других кораблей, убедив их, что он не мятежник. Однако те безразлично отнеслись к этому сигналу.

Увидев, что на других судах не подымаются красные флаги, Шмидт отправился на миноносец «Свирепый» и стал в рупор призывать матросов других судов переходить на его сторону, так как «с ним Бог, Царь и весь русский народ». Ответом ему было гробовое молчание остальных судов.

Тогда Шмидт с группой вооруженных матросов прибыл на транспорт «Прут», где содержались арестованные моряки с броненосца «Потемкина». Офицер «Прута» принял Шмидта и его людей за караул, прибывший забрать очередную партию заключенных. Войдя на судно, Шмидт немедленно арестовал офицера и освободил заключенных, доставив их всех на «Очаков», где их встретили криками «ура!» В этот момент на «Очаков» прибыли ничего не подозревающие офицеры: командир «Прута» капитан I-го ранга Радецкий и сопровождающие его лица. Их немедленно арестовали и разместили по каютам.

Тем временем, Шмидт все больше убеждался в провале своих планов. Когда он следовал с «Прута» на «Очаков», ему кричали со «Свирепого»: «Мы служим Царю и Отечеству, а ты, разбойник, заставляешь себе служить!».

Шмидт приказал отпустить пассажиров с «Пушкина», так как они ему были больше не нужны. К его удивлению, двое из них, студенты, отказались покидать корабль и примкнули к восстанию.

Убедившись, что мятеж не получает поддержки со стороны остальных судов, Шмидт сбросил маску и принялся действовать как заправский террорист и революционер: «Я имею много пленных офицеров, то есть заложников», - послал он сигнал всем судам. Ответа вновь не последовало. Тогда Шмидт решил захватить броненосец «Пантелеймон», бывший «Потемкин», что ему и удалось сделать. Арестовав всех офицеров, он выступил перед ними с речью: «Здесь, - говорил он, - в Севастополе, собраны лучшие революционные силы. Меня поддерживает весь свет. (…) Ялта даром снабжает меня провизией. Ни одна из обещанных свобод не осуществлена до сих пор. Государственная Дума - это пощечина для нас. Теперь я решил действовать, опираясь на войска, флот и крепость, которые мне все верны. Я потребую от Царя немедленного созыва Учредительного собрания. В случае отказа, я отрежу Крым, пошлю своих саперов построить батареи на Перекопском перешейке, и тогда, опираясь на Россию, которая меня поддержит всеобщей забастовкой, буду требовать, просить я уже устал, выполнение условий от Царя. Крымский полуостров образует за это время республику, в которой я буду президентом и командующим Черноморским флотом. Царь мне нужен потому, что без него темная масса за мной не пойдет. Мне мешают казаки, поэтому я объявил, что за каждый удар нагайкой я буду вешать по очереди одного из вас, и моих заложников, которых у меня до ста человек. Когда казаки мне будут выданы, то я заключу их в трюме «Очакова», «Прута» и «Днестра» и отвезу в Одессу, где будет устроен народный праздник. Казаки будут выставлены у позорного столба и каждый сможет высказывать им в лицо всю гнусность их поведения. В матросские требования я включил экономические нужды, так как знал, что без этого они за мной не пойдут, но я и депутаты матросы смеялись над ними. Для меня единственная цель - требования политические».

Здесь Шмидт как всегда выдает желаемое за действительное. Ни о какой сколько-нибудь существенной помощи мятежникам ни со стороны Ялты, ни со стороны Крыма, а тем более всей России и «всего света», речи не шло. Наоборот, к Севастополю двигался генерал Меллер-Закомельский с верными частями, остальные корабли Черноморской эскадры сохраняли полную верность правительству. Шмидт не мог не понимать, что часы его иллюзорной власти неминуемо сочтены. И он шел ва-банк, фантазируя о республике, отделении Крыма, своем президентстве и так далее. Скорее он убеждал в своем могуществе не пленных офицеров, а самого себя. Его мысли принимают порой болезненно-горячечный оборот: «Я буду требовать, просить я уже устал, выполнения условий от Царя…». У кого и что просил когда-либо Шмидт? Но главное в этих словах другое: Царь, унижено выполняющий условия Шмидта, - вот о чем мечтал первый «красный адмирал»!

Но не надо думать, что Шмидт был невменяем и действовал в полубреду. Нет, его методы и тактика абсолютно продуманы: вешать заложников, своих товарищей офицеров, прикрываясь матросами для своих амбициозных целей, обманывать их, смеяться над их наивностью и доверчивостью, подставлять их во имя своей гордыни под преступление, за которое грозила смертная казнь, планировать расправы над казаками - все это хорошо знакомые методы и тактика террористов всех времен и народов, и Шмидт действовал как террорист.

Но как и всякий террорист, как бы удачлив он ни был, Шмидт был обречен. Положение его ухудшалось с каждой минутой. В Севастополь вошел генерал Меллер-Закомельский, который быстро покончил с мятежом. Береговая артиллерия севастопольской крепости открыла огонь по «Очакову», который вместе с присоединившимися к нему «Свирепым», «Прутом» и «Пантелеймоном», был окружен верными Царю кораблями. По мятежным кораблям изо всех орудий был открыт ураганный огонь. «Свирепый» пытался отвечать ответным огнем, но он был подавлен, и корабль потерял управление. Команда «Свирепого» бросилась в воду. «Прут» и «Пантелеймон» после первых же выстрелов спустили красные флаги.

Между тем на «Очакове» Шмидт полностью утратил хладнокровие. Он кричал, что перевешает всех офицеров, если не прекратится огонь. Потом сказал: «иду принимать смерть». Но в этот момент по «Очакову» стали бить все башенные орудия «Ростислава», «Терца» и «Памяти Азова», а также береговая артиллерия крепости. Команда «Очакова» бросилась в воду. Одним из первых бежал лейтенант Шмидт. Это было вызвано не его трусостью: просто, как и всякий революционер, он счел нецелесообразным принимать «глупую» смерть на обреченном крейсере. Его и его сына, подобрал миноносец № 270. Через несколько минут, посланный с «Ростислава» катер доставил Шмидта на броненосец. «Очаков» поднял белый флаг.

Шмидта и его подельщиков судил черноморский военно-морской суд под председательством адмирала Чухнина, который в марте 1906 года приговорил Шмидта к смертной казни через повешение, которое потом было заменено расстрелом. Матросов Гладкова, Частника и Антоненко суд приговорил к расстрелу. 6 марта 1906 года приговоры были приведены в исполнение.

Выступая на суде Шмидт сказал: «Позади за спиной у меня останутся народные страдания и потрясения пережитых лет. А впереди я вижу молодую, обновленную, счастливую Россию».

Насчет первого Шмидт был абсолютно прав: за его спиной остались страдания людей и потрясения. Но что касается «молодой, обновленной и счастливой России», то Шмидту не суждено было узнать, как глубоко он ошибался. Через 10 лет после расстрела Шмидта, его сын, молодой юнкер Е. П. Шмидт, добровольцем ушел на фронт и геройски воевал «За Веру, Царя и Отечество». В 1917 году он категорически не принял Октябрьский переворот и ушел в Белую армию. Прошел весь ее путь от Добровольческой армии до крымской эпопеи барона Врангеля. В 1921 году пароход увез Евгения Шмидта за границу от севастопольской пристани, с тех мест, где в 1905 году его отец помогал тем, кто сейчас поработил его Родину и гнал его самого на чужбину. «За что ты погиб, отец? - спрашивал его в изданной заграницей книге Евгений Шмидт. - Неужели для того, чтобы твой сын увидел, как рушатся устои тысячелетнего государства, расшатанные подлыми руками наемных убийц, растлителей своего народа?».

В этом горьком вопросе сына «красного адмирала» заключается главное поражение лейтенанта Шмидта.

Петр Мультатули

«Прометей», т. 8, М. 1971 г.

«Корабли-герои», с. 95.

РГА ВМФ, ф. 1025, о.2, д. 40.

РГА ВМФ, ф. 1025, о.2, д. 40.

РГА ВМФ, ф. 1025, о.2, д.40.

РГА ВМФ, ф. 1025, о.2, д. 40.

РГА ВМФ, ф. 1025, о.2, д. 45.

РГА ВМФ, ф. 1025, о.2., д. 45.

«Прометей», т. 8, 1971.

РГА ВМФ, ф. 11025, о.2, д.40.

РГА ВМФ, ф. 1025, о.2, д. 40.

РГА ВМФ. Ф. 1025, о. 2, д. 40.

«Корабли-герои», с. 96.

Е. Шмидт-Очаковский «Красный адмирал» Прага. 1926

Из книги ВЗЛЁТ 2012 06 автора Автор неизвестен

Ми-171А2: осенью – в небо Исходя из имеющегося портфеля заказов можно уверенно утверждать, что объемы производства вертолетов семейства Ми-8 (Ми-17, Ми-171) на заводах холдинга «Вертолеты России» в Казани и Улан-Удэ в ближайшие годы будут сохраняться на высоком уровне. А для

Из книги Броненосный крейсер “Адмирал Нахимов” автора Арбузов Владимир Васильевич

Список погибших на броненосном крейсере ’’Адмирал Нахимов” в бою 14-15 мая 1905 г. у острова Цусима (кондукторов 1, нижних чинов 45) 1. Артиллерийский кондуктор Тимофей Чечуров. Комендоры: 1. Алексей Иванов Мальцев (Вологодской Тотемского Бережно-Слободской). 2. Прохор Николаев

Из книги Крейсер «Очаков» автора

§ 24.Октябрь 1905 года в Севастополе Севастополь встретил флот известием об объявленных накануне царских свободах и кровопролитии, которое в тот же день устроил в городе комендант крепости генерал Неплюев. Мирное обсуждение существа только что сообщенного телеграфом

Из книги Кровавый Дунай. Боевые действия в Юго-Восточной Европе. 1944-1945 автора Гостони Петер

§ 27. „Очаков” без офицеров 13 ноября с подъемом флага временно вступивший в командование М. М. Скаловский объявил команде, что в дивизии происходит мятеж, так как нижние чины нарушили верность присяге, и прочел приказание главного командира, требовавшее от всех, кто

Из книги Броненосный крейсер "Баян"(1897-1904) автора Мельников Рафаил Михайлович

§ 30. 15 ноября 1905 года Первым из кораблей, стоявших в Южной бухте, к „Очакову” присоединился миноносец „Свирепый”. Это было в полночь 15 ноября. Захват корабля осуществлялся по заданию депутата „Очакова” георгиевского кавалера (за бой „Варяга”) А. Р. Янковского под

Из книги 100 великих кораблей автора Кузнецов Никита Анатольевич

§ 31. „Очаков” в огне Согласно донесению главного распорядителя „усмирения морских команд” генерала Меллера- Закомельского ультиматум о сдаче восставшим предъявили в 14 час. 15 мин.„По истечении часового срока, - как докладывал генерал Николаю II, - канонерская лодка

Из книги Крейсер I ранга "Россия" (1895 – 1922) автора Мельников Рафаил Михайлович

§ 39. Снова „Очаков” 1917 год стал последним годом существования Российской империи. Так недавно пышно справивший свое 300-летие и рассчитывавший существовать века самодержавный режим рухнул за считанные дни. Царь Николай II, еще вчера повелевавший „сей же час” прекратить

Из книги Цусима - знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II автора Галенин Борис Глебович

Глава 2 Война и политика в Юго-Восточной Европе осенью 1944 года Захват власти правыми радикалами, прежде всего «Скрещенными стрелами», после капитуляции королевского дворца в Будапеште на всей остальной не занятой русскими территории страны прошел без всяких трений и в

Из книги Суворов автора Богданов Андрей Петрович

Немецкие позиции в Дунайском регионе осенью 1944 года «Политическая битва» в Венгрии была – рассматривая ее поверхностно – выиграна немцами. Новое будапештское правительство внешне сохранило видимость изрядно потрепанного германо-венгерского братства по оружию, и –

Из книги «Белые пятна» Русско-японской войны автора Деревянко Илья

Из книги автора

Крейсер «Очаков» К началу ХХ в. на Черном море сложилась следующая ситуация: Российский флот имел заметное качественное превосходство над турецким в линейных силах, но при этом в его составе напрочь отсутствовали современные крейсера. Единственный представитель этого

Из книги автора

Приложения Приложение № 1 На крейсере "Россия" (ИЗ ДНЕВНИКА ЛЕЙТЕНАНТА Г.К. 3)27 января 1904 г. Спокойно стоял я на вахте с 8 до 12 ч дня. Был морозный, ясный солнечный день, и бухта Золотой Рог, с расположенным на берегу Владивостоком, смотрелась очень весело; на блестевшем льду,

Из книги автора

5. Морскому Министру Генерал-Адъютанта, Вице-Адмирала Рожественского РАПОРТ июль 1905 года, Сасебо 5.1. Встреча отрядов. Конец ожидания «Отряд контр-адмирала Небогатова присоединился ко 2-й эскадре 26 апреля в море близ побережья Аннама, в 20 милях от входа в бухту

Из книги автора

Из книги автора

ОЧАКОВ «Бить брешь с флота в нижнюю стену. Успех, штурм». По-видимому, еще при встрече с Суворовым после «Кинбурнского ада» Потемкин предостерег Александра Васильевича от штурма Очакова со стороны лимана, предлагая минимизировать жертвы осадой. Жестоко страдавший от

Из книги автора

Приложение 3. Рапорт командира 4-го восточно-сибирского саперного батальона начальнику штаба 4-го сибирского армейского корпуса о боевых качествах пуленепробиваемых «нагрудных панцирей», поступивших в армию в конце русско-японской войны 1904–1905 г.г. 28 сентября 1905

Судьба крейсера «Очаков»: "возмущения команды», лейтенант Шмидт, андреевский флаг с крейсера «Генерал Корнилов»

1902 год. Севастополь. Императрица Александра Федоровна (в центре), придворные дамы, высшие офицерские чины и городские жители у царской палатки во время церемонии спуска на воду крейсера "Очаков"

21 сентября 1902 года в высочайшем присутствии Императора Николая II крейсер «Очаков» был спущен на воду.

К этому моменту был собран корпус до верхней палубы, установлена броня палубы, главные механизмы и рулевое устройство. Мучительно долго шло изготовление брони для местного бронирования и главное - башенных установок. Почти готовые башни «Очакова» были отданы «Олегу», спешно достраивавшемуся для усиления Тихоокеанской эскадры. Также крейсер насыщался вспомогательными механизмами - динамомашинами, водоотливными средствами, шпилевым оборудованием. Устанавливались системы вентиляции, водопровода, водоотведения и отопления. Требовалось оборудовать помещения для команды, орудийные погреба, камбузы, опреснители, провиантские кладовые. Основные работы заняли конец 1902 и весь 1903 год. В 1904 и 1905 годах работы продолжались. Прибывало запаздывающее оборудование от нерадивых контрагентов, артиллерия.

Лишь к осени 1905 года крейсер смог выйти на испытания. Ходовые испытания в сентябре-октябре в целом, были успешными. Они были прерваны 13 ноября 1905 года «из-за возмущения команды».

Крейсер «Очаков» заказан в рамках судостроительной программы на 1895-1902 гг. Строился в Севастополе на Казённой верфи корабельным инженером Н. И. Янковским по проекту крейсера - дальнего разведчика, разработанному немецкой судостроительной фирмой «Вулкан».



«Очаков» (с 25.03.1907 года «Кагул») (с конца августа 1919 года «Генерал Корнилов»)

«Очаков» - русский бронепалубный крейсер 1 ранга. Принадлежал к типу «Богатырь». «Очаков» принял активное участие в Севастопольском восстании на флоте в 1905 году, являлся флагманом восставших под командованием лейтенанта Шмидта. После подавления восстания «Очаков» был переименован в «Кагул» и долго восстанавливался. Принял активное участие в Первой мировой войне. С 1918 года являлся флагманом и одним из самых активных кораблей Черноморского флота ВСЮР.

*Экипаж крейсера состоял из 30 офицеров и 550 нижних чинов

*Восстание 1905 года

Jсень 1905 года «Очаков» провел на испытаниях. Крейсер был почти готов и планировался ввод его в срой флота. Еще имелся ряд недоделок, наладки требовали все судовые системы, а экипажу требовалось слаживание. Однако с октября 1905 год крейсер оказался в центре революционных событий, начавшихся после объявления высочайшего Манифеста.

К сожалению команда крейсера, не сплоченная, лишенная авторитетных офицеров, представляла собой благоприятную среду для агитаторов. На крейсере находились также рабочие из Сормово, проводившие наладку корабельных систем, которые также стали катализатором антиправительственной пропаганды.

Результат не заставил себя ждать - с 10 ноября в команде началось брожение, а 13-го вспыхнул открытый бунт. Офицеры покинули крейсер, зато около 15.00 14 ноября прибыл лейтенант флота П. П. Шмидт.

Данную фигуру трудно оценить однозначно. Скорее всего, Шмидт действительно являлся тем идеалистом, который стоял «за народ», как это было принято у русской интеллигенции начала века. Его роль в восстании, превознесенная до небес после 1917 года на самом деле оказалась крайне незначительной и свелась к следующим действиям:

Поднять на недостроенном крейсере сигнал «Командую флотом, Шмидт»;
обойти корабли флота на эсминце «Свирепый», пытаясь оказать моральное воздействие на команды;
руководить (возможно) захватом нескольких небольших кораблей флота;
без сопротивления дать расстрелять недостроенный, стоящий у бочки в Северной бухте Севастополя крейсер с имевшейся на борту командой.

Собственно на этом «подвиги» П. П. Шмидта заканчиваются. Он попытался бежать на борту миноносца № 270, но (вполне закономерно, дело происходило на главной базе флота) был схвачен, допрошен и расстрелян вместе с рядом других заговорщиков.

Что касается «Очакова», то бронепалубный крейсер был (тоже - вполне закономерно) расстрелян 280-мм крепостными орудиями и артиллерией флота. Корабль остался на плаву, но гигантский пожар, продолжавшийся около 2 дней нанес ему огромный вред. Кроме того, надводный борт, надстройки и трубы были разбиты снарядами. Буксиры оттащили корабль в глубь бухты к устью Черной речки

30 ноября 1905 года - через 15 дней после расстрела крейсер на буксирах поставили к достроченной стенке Лазаревского адмиралтейства. В корпусе было 63 пробоины из которых 54 - в правом борту, по которому стреляли береговые артиллеристы. Самые страшные последствия имел пожар - он испепелил все, что горело, масса корпусных конструкций, все палубы. приборы, вооружение пришли в негодность от воздействия высоких температур. Ремонт был поручен порту. Недостаток финансирования после Русско-Японской войны и революции не способствовал скорому окончанию ремонта.

Окончательная готовность «Кагула» к службе была достигнута только в компанию 1911 года - через 6 лет после расстрела.

1 марта 1917 года на волне революционных событий кораблю было возвращено его первоначальное имя - «Очаков». Однако исторически оно «не прижилось

27 июня 1919 года крейсер, имея на борту генерала Деникина и адмирала Саблина посетил города Сочинского округа - Туапсе, Сочи и Адлер, подтвердив их принадлежность правительству Юга России. 6 июля крейсер прибыл в Севастополь с адмиралом Саблиным на борту.


Крейсер «Генерал Корнилов» выходит из Севастополя. 14 ноября 1920 года

При эвакуации Крыма крейсер вошел в состав 1 Отряда. При распределении кораблей между различными лицами и учреждениями «Генерал Корнилов» был предназначен специально для главнокомандующего, его личного штаба, командующего флотом со своим штабом и для некоторых лиц из центральных управлений, как-то: генерал-квартирмейстера, высших чинов оперативного отделения, генерала Скалона и для некоторых других. Утром 14 ноября в Севастополе П. Н. Врангель и М. А. Кедров на катере объехали все грузящиеся суда. К полудню были сняты все заставы, а в 14:00 от Графской пристани отвалил катер правителя Юга России. Над крейсером «Генерал Корнилов» взвился флаг Главнокомандующего Русской армией.

Крейсер вышел из бухты, на рейде Стрелецкой став на якорь до 02:30. Врангель следил за погрузкой с причалов Стрелецкой бухты и выходом всех кораблей и судов в открытое море. Затем крейсер пошел в Ялту - барон хотел лично убедиться в том, что эвакуация там завершена и в район Феодосии. После полудня «Генерал Корнилов» вместе с французским крейсером «Вальдек-Руссо» в сопровождении миноносца пошел к Феодосии. В два часа дня 16 ноября, после получения радио из Керчи о том, что «посадка закончена, взяты все, до последнего солдата», «Вальдек-Руссо» и «Генерал Корнилов» снялись с якоря и легли на курс в Константинополь.

29 октября 1924 года с заходом солнца на оставшихся кораблях были спущены Андреевские флаги.
Прибывшей в Бизерту советской комиссией «Генерал Корнилов» был отмечен, как способный возвратиться в Россию, но как известно, этот проект удачей не увенчался. 28 октября 1929 года крейсер был продан Бизертинской фирме русского инженера А. П. Клягина на слом. В 1933 году крейсер был разобран в Бизерте.


Накануне дня Военно-морского флота в 2004 году в Центральном военно-морском музее (ЦВММ) после восьмидесяти лет пребывания за границей в Россию вернулся андреевский флаг с крейсера «Генерал Корнилов». Его передал музею сын лейтенанта с этого крейсера - гражданин Греции Владислав Янович Нелавицкий. Лейтенант Ян (Иван) Владиславович Нелавицкий до конца служил на крейсере. В его семье долгие годы хранился флаг «Генерала Корнилова». Нелавицкий обосновался в Греции, но, по словам родственников, до самой смерти в 1974 году не оставлял мыслей о родине и её флоте. Его гроб накрыли именно этим флагом.
http://wiki.wargaming.net/ru/Navy:%D0%9E%D1%87%D0%B0%D0%BA%D0%BE%D0%B2_(1902)

«Очаков»
(с 25.03.1907 года «Кагул»)
(с конца августа 1919 года «Генерал Корнилов»)

«Богатырь»

«Очаков»
(с 25.03.1907 года «Кагул»)
(с конца августа 1919 года «Генерал Корнилов»)

Исторические данные

Общие данные

ЭУ

реал

док

Бронирование

Вооружение

Проектное вооружение

Артиллерия

  • 12 x 152-мм орудия;
  • 12 x 75-мм орудия;
  • 8 x 47-мм орудия;
  • 2 x 37-мм орудия;
  • 2 пулемета;
  • 2 десантные пушки.

Минное вооружение

  • 2 381-мм торпедных аппарата.

Вооружение после модернизации 1915 года

Артиллерия

  • 16 x 152-мм орудия;
  • 2 x 75-мм зенитных орудия;
  • 2 пулемета.

Вооружение после модернизации 1916-1917 года

Артиллерия

  • 14 x 130-мм орудия;
  • 2 x 75-мм зенитных орудия;
  • 2 х 40-мм зенитных автомата «Виккерс».

Однотипные корабли

«Очаков» - русский бронепалубный крейсер 1 ранга. Принадлежал к типу «Богатырь» . «Очаков» принял активное участие в Севастопольском восстании на флоте в 1905 году, являлся флагманом восставших под командованием лейтенанта Шмидта. После подавления восстания «Очаков» был переименован в «Кагул» и долго восстанавливался. Принял активное участие в Первой мировой войне. С 1918 года являлся флагманом и одним из самых активных кораблей Черноморского флота ВСЮР.

История создания

После разгрома Пруссией Франции в 1871 году Россия добилась в вознаграждение за свой нейтралитет в этой войне ликвидации тех статей Парижского трактата 1856 года, согласно которым России запрещалось содержать военный флот на Черном море. Недостаток финансов не позволил приступить к возрождению Черноморского флота немедленно, поэтому в Русско-Турецкую войну 1877-1878 годов Черноморский флот включал в себя 2 плавучие батареи - «поповки», несколько наспех переоборудованных в крейсеры пароходов и оснащенных минами катеров. Первая программа, предусматривающая строительство на Черном море мощного современного броненосного флота была принята в 1881 году. Согласно данной программе за 20 лет предстояло построить 8 броненосцев, 2 крейсера, 20 миноносцев и 6 канонерских лодок.

Главной задачей флота являлось безусловное доминирование Российского Черноморского флота и потенциальная операция по захвату проливов. В этой связи крейсерам в данной программе было уделено минимальное внимание - все силы были брошены на создание мощных броненосцев («Екатерина II»), канонерских лодок («Запорожец»), а также миноносцев и минных крейсеров.

Что касается крейсеров, то в строю имелся единственный представитель данного класса - «Ярославль» (с 1883 года - «Память Меркурия») - весьма странное судно, нечто среднее между пароходом (в качестве которого он и прошел в 1880 году в Черное море под коммерческим флагом) и боевым кораблем. Брони он не имел, был вооружен устаревшей артиллерией и к концу XIX века утратил свое боевое значение. Между тем, привлекавшиеся для крейсирования канонерские лодки и минные крейсеры справлялись с этой службой с трудом.

Наконец, судостроительной программой 1895-1902 годов для Черноморского флота было предусмотрено строительство двух кораблей крейсерского класса. В конце 1880-х годов британская фирма «Армстронг» (англ. Sir W G Armstrong Whitworth & Co Ltd ) на верфи г. Эльсвик (англ. Elswick Ship Building Yard ) начала постройку для зарубежных флотов весьма специфических бронепалубных крейсеров. При малом водоизмещении они развивали неплохую для своего времени скорость и был вооружены мощными орудиями ГК (254-203 мм), а также несколькими скорострельными среднекалиберными пушками.

В 1883 году фирма создала по заказу Чили (традиционно строившей корабли на британских верфях) небольшой крейсер «Эсмеральда» (2 800 тонн, 2-254 мм, 6-152 мм орудий, 18,25 уз.), вызвавший фурор в кораблестроительных кругах того времени. «Эсмеральда» не имел броневого пояса - только броневую карапасную палубу, прикрывавшую своими скосами жизненно важные части корабля - машины и погреба.

Появление «Эсмеральды» совпало с кризисом бронирования, когда по мнению кораблестроителей даже самая толстая броня не давала гарантированной защиты от снарядов. Это привело к появлению безбронных линкоров («Италия»), многочисленных носителей торпед - миноносок, миноносцев, а также бронепалубных крейсеров всех разновидностей - от крошечных кораблей 3 класса (фактически - больших канонерских лодок) до гигантов «Пауэрфул» , «Гишен» , «Коламбия» . Однако основные кораблестроительные державы достаточно быстро выявили бесперспективность крупного бронепалубного крейсера, его высокую уязвимость и непригодность для эскадренного боя равных флотов. Поэтому на рубеже веков и Англия и Франция и США приступили к серийной постройке броненосных крейсеров для эскадренного боя.

Иное дело - Россия, избравшая свой путь. До середины 1890-х годов упор делался на постройку классических самобытных броненосных крейсеров - рейдеров. Прошедшие последовательный путь развития от «Генерал-адмирала» и «Минина» до «Рюрика» , «России» и «Громобоя» , эти корабли достигли высокой степени совершенства для той роли, для которой предназначались - рейдерских действий в открытом океане. И эти же великолепные корабли абсолютно не годились для эскадренного боя.

Крейсер 1 ранга «Богатырь»

Их гигантские борта, защищенные небольшим поясом, представляли собой отличную цель для скорострельных орудий среднего калибра, установленная в спонсонах артиллерия могла стрелять только из половины орудий на борт. Эти недостатки вместе с преклонением перед зарубежными бронепалубными крейсерами (эльсвикскими) со стороны ряда отечественных адмиралов (в первую очередь - С. О. Макарова, считавшего «Эсмеральду» «идеальной боевой машиной») привело к тому, что все русские крейсеры, строившиеся по программам 1895-1902 годов и 1898 года за исключением «Баяна» были бронепалубными.

Ряд заказов на эти крейсеры для получения передового зарубежного опыта было решено разместить за рубежом. И эти корабли действительно оказались одними из лучших представителей отечественного флота - «Варяг» (США), «Аскольд» и «Богатырь» (Германия). Все эти 3 корабля условной серии имели мощное вооружение из 12 152-мм орудий, высокую скорость хода (правда, «Варяг» толком не мог ее развить из-за отвратительных котлов Никлосса), неплохое палубное бронирование.

С каждым новым кораблем усиливалась защита артиллерии главного калибра. «Варяг» не имел ее вовсе, а орудия были размещены неудачно - параллельно по бортам, «Аскольд» имел щитовое и казематное прикрытие орудий, а на «Богатыре» 4 из 12 орудий разместились в двух башнях - на носу и корме, еще 4 - в казематах и 4 - за щитами. Из всех этих кораблей «Богатырь» был признан наилучшим и стал родоначальником серии из 3 кораблей, строившихся по его чертежам в России - 1 на Балтике («Витязь» , после уничтожившего его пожара - «Олег») и 2 на Черном море («Очаков» и «Кагул»).

Проектирование

Узнав о планах постройки в России крейсеров по образцу «Богатыря», Балтийский завод выступил с инициативой и предложил собственный проект в котором все 12 152-мм орудий размещались в башнях. Такое решение позволяло резко повысить живучесть главной артиллерии и увеличить эффективность ее использования благодаря надежной защите прислуги, увеличению секторов обстрела и улучшению условий подачи снарядов из погребов, предусмотренных в средней части корабля для каждой пары бортовых башен. Имелись в таком решении и недостатки - техническое несовершенство башенных установок того времени, меньшая скорострельность установленных в них орудий, больший разброс. Эти недостатки достаточно убедительно продемонстрировал «Кагул» (бывший «Очаков») в годы Первой мировой войны.

Однако этот перспективный (или преждевременный) проект реализован не был. Для ускорения постройки решено было использовать готовый, вполне устраивающий военно-морское руководство проект «Богатыря» . Дополнительный эффект оказывал тот факт, что проект этот - зарубежный и «учитывает все новейшие зарубежные веяния». Собственно, это все было недалеко от истины, но постройка крупного боевого корабля по зарубежным чертежам в России, да еще и на казенном предприятии, со всеми бюрократическими проволочками естественно была сопряжена с проблемами.

«Кагул» на рейде Буюк-Дере в проливе Босфор, 1913

Окончательная готовность «Кагула» к службе была достигнута только в компанию 1911 года - через 6 лет после расстрела. С мая 1911 года «Кагул» участвовал в ходовых испытаниях по выявлению влияния глубины на волновое сопротивление воды движению корабля и причин падения скорости на мелководье. Также в составе эскадры крейсер совершал неоднократные походы по всей акватории Черного моря с заходами в русские, турецкие и болгарские порты. 27 октября 1912 года «Кагул», линкор «Ростислав» и канонерская лодка «Донец» в составе международной эскадры встали на рейде Константинополя для обеспечения безопасности посольств, которые могли подвергнуться угрозе из-за наступления болгарской армии во время Балканской войны.

Возвратились корабли этого отряда в Россию только в августе 1913 года. Остаток 1913 года прошел в учебных плаваниях и торжествах в честь Императора (в октябре). 29 апреля 1914 года «Кагул» и «Память Меркурия» организационно были сведены в полубригаду крейсеров с подчинением начальнику минной дивизии. С началом войны в нее были включены вспомогательные крейсеры «Алмаз» , «Император Николай I» и «Император Александр III» (в связи с постройкой линкора с таким наименованием переименован в «Император Александр I»), впоследствии переоборудованные в носители гидросамолетов - «гидрокрейсеры».

Участие в Первой мировой войне

Первый боевой поход «Кагула» состоялся 16 октября 1914 года. Флот вышел в море для поиска германо-турецкого линейного крейсера «Гебен» и турецких кораблей, начавших военные действия против России обстрелом Севастополя и Одессы. 22-25 октября русский флот подверг ответной бомбардировке угольный центр Турции Зонглудак.

5 ноября 1914 года силы флота у берегов Крыма встретили «Гебен» и легкий крейсер «Бреслау» («Медилли») . Из-за сильного тумана бой свелся к дуэли «Гебена» и линкора «Евстафий» , который видел его лучше всех. Получив несколько попаданий «Гебен» воспользовался преимуществом в скорости и скрылся в тумане. Во время похода к берегам Кавказа 24-29 декабря «Кагул», «Память Меркурия» и «Евстафий» участвовали в перестрелке с крейсерами «Гамидие» и «Бреслау» . «Кагул» успел сделать всего 4 выстрела из казематного орудия по причине слабой светосилы прицелов и нежелания командира ослеплять своими залпами комендоров «Евстафия» , имевшего гораздо более мощные орудия. Бой оказался безрезультатным для обоих сторон. В последующем походе к порту Ризе огнем 152-мм орудий были потоплены 11 турецких небольших грузовых судов, брошенных при появлении русских кораблей. Стрельба также показала полную неэффективность 75-мм орудий.

14 января 1915 года произошла новая встреча «Кагула» и «Памяти Меркурия» с «Гамидие» и «Бреслау» . Русские крейсеры начали погоню. «Бреслау» пытался прикрыть турецкий крейсер, но затем бросил его и 25-узловым ходом удалился. «Гамидие» так и не был настигнут из-за того, что «Кагул» неожиданно прекратил преследование. Причиной стал выход из строя механизмов, загрязнение котлов, не позволявших поднять пар. Максимальная скорость, развитая «Кагулом» в данной погоне - 22 узла. Общая изношенность котельной части заставляла временами прекращать пары в 6 котлах из 16, но крейсер продолжал эксплуатироваться «на убой» больше года.

В марте-апреле 1915 года с крейсера сняли оставшиеся 8 орудий калибра 75-мм (еще 4 были сняты в ходе восстановительного ремонта 1905-1910 годов) и заменили на 4 152-мм орудия «Канэ». Число последних составило 16. Также были добавлены 2 75-мм зенитные пушки - переделка 50-калиберных орудий «Канэ». С января по сентябрь 1915 года крейсеры выполнили более 10 походов к берегам Турции для обстрела побережья. К середине 1915 года в составе флота появились 3 «маневренные группы». Первую составили «Кагул» и линкор-дредноут «Императрица Мария» .

Во второй половине 1915 года - начале 1916 года «Кагул» участвовал в выходах маневренной группы, обеспечивая действия «Императрицы Марии» . 22 марта и 9 июля дважды флот встречал «Бреслау» , оба раза ему удалось оторваться и уйти. Во второй половине года крейсер продолжали преследовать аварии и поломки котло-машинной установки. Наконец ее износ достиг той степени, когда командованию стало понятно - дальнейшее использование изношенного корабля приведет к серьезной аварии или гибели. Участвовать в боях и походах «Кагул» больше не мог.

25 сентября с крейсера выгрузили боеприпасы, в ноябре сняли все орудия и разобрали башни. Корабль встал на капитальный ремонт. Ремонтом предусматривалась полная замена котлов, снятие всех 16 152-мм орудий и замена их на 14 новых 130-мм 55 калиберных орудий. Снимались обе башни, не оправдавшие себя и заменялись одиночными палубными установками со щитами. Артиллерийское вооружение пополнили 2 40-мм зенитных автомата «Виккерс».

Революционные события и интервенция 1917-1918 годов

Об этом периоде истории «Кагула» известно мало. Р. М. Мельников, едва ли не поминутно описавший события ноября 1905 года в своем труде описывает лишь участие членов команды крейсера в революционных событиях. Самого корабля как бы и не существовало. 1 марта 1917 года на волне революционных событий кораблю было возвращено его первоначальное имя - «Очаков». Однако исторически оно «не прижилось» (что наглядно показывает отношение как «красных», так и «белых» к актам власти и командования времен Временного правительства). Во всех документах, исторических произведениях крейсер продолжал именоваться «Кагулом». Возможно - по негласному «сговору» - красных смущало, что «Очаков» стал «Генералом Корниловым», а белых - что «Генерал Корнилов» когда-то был «Очаковым». Между тем, ремонт крейсера окончился в декабре 1917 года.

В результате ремонта боеспособность крейсера была в значительной степени восстановлена. В декабре 1917 года как и прочие корабли Черноморского флота он формально перешел на сторону Советской власти. С марта 1918 года - был сдан в порт на хранение. Команда во главе с командиром перешла на линкор «Свободная Россия» . В мае при приближении к Севастополю германских войск со всеми старыми и небоеспособными кораблями остался в главной базе флота.

Летом 1918 года он в качестве базы спасательной «Мариинской партии» принял участие в проводившейся (уже под контролем немцев) операции по подъему со дна Севастопольской бухты линкора «Императрица Мария» , погибшего от внутреннего взрыва в 1916 году. При этом сам крейсер едва не затонул - на нем оказался разобщен винт и вал. Вода начала поступать в корпус и затопила машинное отделение. Поступление воды обнаружили и устранили по чистой случайности.

В ноябре 1918 года германцев сменили союзники, которые немедленно спустили поднятые было на кораблях флота андреевские флаги и взяли их под свой контроль. «Кагул», очевидно, был принят ими за небоеспособное судно - плавучую казарму. Поэтому захватывать его они не стали. Между тем, крейсер был в достаточно хорошем техническом состоянии.

В составе Белого флота

28 марта 1919 года капитан 2 ранга Потапьев В. А. после согласования с штабом флота (формальным органом, находившимся в Севастополе под контролем союзников) получил разрешения занять «Кагул» и снять с него работников спасательной партии. Готовилась эвакуация города и Потапьев энергично приступил к подготовке выхода корабля в море. К моменту выхода на корабле находились 42 офицера, 19 механиков, 2 врача, 21 сухопутный офицер и 120 «охотников флота» - матросов-добровольцев. Перед уходом крейсера в его командование вступил прибывший капитан 1 ранга Лебедев, а Потапьев стал старшим офицером.

12 апреля красные подошли к Севастополю, но защищать город было некем. Эвакуировать Севастополь союзники тоже не могли - в доке стоял линкор «Мирабо» , незадолго до этого севший на камни и снятый с них с помощью «Кагула». 15 апреля командующий французскими кораблями адмирал Амет послал адмиралу Саблину телеграмму с просьбой в течение ночи и ближайшего утра увести крейсер «Кагул» и другие корабли по желанию из Севастополя. Несмотря на письменный протест Саблина спасти корабли можно было только покинув Севастополь.

16 апреля в Новороссийск ушли «Кагул», подводная лодка «Тюлень» , посыльное судно (бывший минный заградитель) «Буг» , посыльное судно № 7 (бывший миноносец № 273), несколько пароходов и буксиров. На буксире удалось увести подводные лодки «Утка» и «Буревестник» , эскадренные миноносцы «Пылкий» и «Поспешный» , миноносцы «Жаркий», «Живой», «Строгий» и «Свирепый», канонерскую лодку «Терец», посыльное судно № 10 (бывший миноносец № 258). Кроме того, своим ходом ушла из Каркинитского залива канонерская лодка К-15. Оставшиеся корабли флота были либо затоплены союзниками (подводные лодки) либо на них были взорваны крышки цилиндров и подшипники (старые линкоры, крейсер «Память Меркурия» , эсминец «Быстрый» , миноносцы «Жуткий» и «Заветный»).

Крейсер «Кагул» у Феодосии. Рядом легкий крейсер HMS Caradoc

"Кагул" стал самым сильным кораблем крошечных морских сил Вооруженных сил Юга России. После прихода в Новороссийск командовать крейсером был назначен капитан 1 ранга П. П. Остелецкий. И хотя в команде была огромная нехватка, 27 апреля крейсер вышел к Ак-Монайскому перешейку, где держались части генерала Боровского. Из-за недостатка кочегаров корабль мог развить лишь 6 узлов.

С 28 апреля по 4 мая он принимал участие в обстрелах позиций красных совместно с канонеркой К-15, британским линкором «Айрон Дюк» , двумя малыми мониторами и греческим броненосцем «Лемнос» . Корабль имел всего 600 снарядов главного калибра, а стреляло фактически одно орудие. После небольшого отдыха с 13 мая «Кагул» снова в Феодосийском заливе. Крейсер обстреливал берег, высаживал тактические десанты. 17 июня десант крейсера в тылу красных соединился с частями Боровского, прорвавшими Ак-Монайский фронт. Поскольку одновременно белые войска подошли к перешейкам, красные были вынуждены эвакуировать Крым и Севастополь. 3 мая крейсер был зачислен в состав морских сил Юга России

27 июня 1919 года крейсер, имея на борту генерала Деникина и адмирала Саблина посетил города Сочинского округа - Туапсе, Сочи и Адлер, подтвердив их принадлежность правительству Юга России. 6 июля крейсер прибыл в Севастополь с адмиралом Саблиным на борту. Адмирал спустил свой флаг и перешел на линкор «Георгий Победоносец». В первых числах августа 1919 года «Кагул», миноносец «Живой», транспорт «Маргарита», тральщики «Роза» и «Адольф», буксир «Доброволец», катера № 52 и 58, 3 баржи высадили у Одессы Крымский конный полк и пехотные части корпуса генерала Шиллинга, 10 августа в Сухом Лимане был высажен Сводно-драгунский полк, а 11 августа Одесса взята белыми частями. Попытка прорваться в город красного бронепоезда была отбита огнем «Кагула».

За этот подвиг крейсер был переименован в «Генерал Корнилов» в честь вождя Белого движения - Лавра Георгиевича Корнилова, погибшего при штурме Екатеринодара в 1918 году. П. П. Остелецкий получил звание контр-адмирала. Наступление на Москву, предпринятое Деникиным осенью 1919 года проводилось без участия флота. Его катастрофическое завершение оставило остатки белых частей в Крыму, а флот без топлива. 4 января 1920 года подпольщики хотели затопить крейсер, но им это не удалось. Проблемы с топливом удалось решить только к лету 1920 года, одновременно с началом наступления в Северной Таврии.

10 июля 1920 года с пришедшего в Тендровский залив «Генерала Корнилова» был высажен судовой десант. В конце июля флот получил задачу уничтожить трехорудийную 152-мм батарею красных в Очакове и подготовить прорыв в Днепро-Бугский лиман канонерских лодок. К этому времени немногочисленный экипаж крейсера, находившийся на нем почти год сплавался, имел достаточный опыт. 17 июля «Генерал Корнилов» под командованием капитана 1 ранга Потапьева вышел из Севастополя. 20 июля он вошел в Тендровский залив, и, приблизившись к Кинбурнской косе открыл огонь по батарее красных. Выпустив 18 снарядов крейсер отошел, батарея ответила 7 безрезультатными выстрелами.

Мятеж на крейсере «Очаков» осенью 1905 года.

11 ноября 1905 года в Севастополе начался организованный социал-демократами мятеж среди матросов Флотского экипажа и солдат Брестского полка. За несколько часов к мятежу примкнуло свыше двух тысяч матросов флотской дивизии, часть солдат 49-го Брестского полка, запасной батальон крепостной артиллерии и рабочих порта. Мятежники арестовывали офицеров, предъявляли политические и экономические требования властям. Во время бесконечных митингов, среди ораторов выделялся человек в форме лейтенанта военно-морского флота. Его имя было Пётр Петрович Шмидт. Он произносил речи, в которых обвинял Царя в неполноте дарованных свобод, требовал освобождения политических заключенных и так далее. Личность Шмидта представляет для исследователей несомненный интерес в связи с той ролью, какую он сыграл в севастопольских событиях и, конечно, в мятеже на крейсере «Очаков». Шмидт был превращен большевиками в очередную легенду, а надо сказать, что редкий офицер удостаивался такой чести со стороны большевиков. Но был ли Шмидт боевым офицером? Назвать его так можно только с очень большими оговорками.

Вооруженное восстание на крейсере "Очаков"
Л.Е. Мучник

П. П. Шмидт родился в 1867 году в Одессе. Его отец, герой Севастопольской обороны, командир батареи на Малаховом кургане, умер в звании вице-адмирала. Мать была родом из князей Сквирских. Рано оставшись без матери, которую он горячо любил, Шмидт очень болезненно отнесся ко второму браку отца, посчитав его предательством памяти матери. С юных лет он во всем хотел идти против воли отца. Вопреки отцу, он женился на девушке весьма сомнительной репутации. Тем не менее, Доминика Гавриловна Шмидт оказалась хорошей и любящей женой, и их брак до 1905 года был в общем счастливым. У них родился сын Евгений.

В 1866 году Шмидт закончил Петербургский морской корпус и получил звание мичмана. Однако прослужил он совсем немного. В том же году он добровольно оставил военную службу по состоянию здоровья. (Шмидт страдал эпилептическими припадками). «Болезненное состояние , – писал он в прошении Императору Александру III,– лишает меня возможности продолжать службу Вашему Величеству, а потому прошу уволить меня в отставку».

Позднее Шмидт объяснял свой уход из ВМФ тем, что хотел быть «в рядах пролетариата». Но современники свидетельствовали, что военную службу он изначально не любил, а без моря и кораблей не мог жить. Вскоре, из-за безденежья, благодаря протекции высокопоставленного дяди, Шмидт возвращается на военно-морской флот. Мичмана Шмидта направляют на крейсер «Рюрик». По случайному стечению обстоятельств, именно на этом крейсере в 1906 году эсеры готовили убийство Николая II. На «Рюрике» Шмидт задержался недолго, и вскоре получил назначение на канонерскую лодку «Бобр». Жена всюду следовала за ним. В это время, все больше проявляются психопатические черты характера Шмидта, его болезненное самолюбие, граничащее с неадекватностью реакций. Так, в городе Нагасаки, где «Бобр» имел один из своих стационаров, семья Шмидтов снимала квартиру у одного богатого японца. Как-то раз между японцем и женой Шмидта произошел спор по вопросу условий найма квартиры, в результате которого японец сказал ей несколько резких слов. Она пожаловалась мужу, и тот потребовал от японца извинений, а когда последний отказался их приносить, отправился в русское консульство в Нагасаки и, добившись аудиенции у консула В. Я. Костылева, потребовал уже от него принятия немедленных мер для наказания японца. Костылев сказал Шмидту, что он этого сделать не может, что он направил все материалы дела в японский суд для принятия решения. Тогда Шмидт начал кричать, что велит матросам изловить японца и выпороть его, или сам убьет его на улице из револьвера. «Мичман Шмидт ,– писал консул командиру «Бобра»,– вел себя в присутствии служащих консульства неприлично ».

Командир «Бобра» решил подвергнуть Шмидта обследованию медицинской комиссии, которая пришла к выводу, что Шмидт страдает тяжелой формой неврастении в совокупности с эпилептическими припадками. В 1897 году, тем не менее, ему было присвоено очередное звание лейтенанта. Со слов жены в 1899 году психическое состояние Шмидта настолько ухудшилось, что она поместила его в московскую психиатрическую лечебницу Савей-Могилевского, выйдя из которой Шмидт вышел в отставку и устроился на коммерческий флот. При выходе в отставку, как это полагалось в русской армии, Шмидту было присвоено звание капитана II-го ранга.

Началось плавание Шмидта на коммерческих судах. Капитаном, скорее всего, Шмидт был хорошим, так как известно, что адмирал С. О. Макаров предполагал взять его в свою экспедицию к Северному полюсу. Морское дело он страстно любил и знал. В то же время, болезненное самолюбие и амбициозность все время в нем присутствовали. «Да будет вам известно ,– писал он своей знакомой,– что я пользуюсь репутацией лучшего капитана и опытного моряка».

С началом русско-японской войны, Шмидт был призван на воинскую службу и назначен старшим офицером на большой угольный транспорт «Иртыш», который должен был следовать вместе с эскадрой адмирала Рожественнского. За неумелое управление судном Рожественнский посадил Шмидта на 15 суток в каюту под ружье. Вскоре эскадра вышла в направлении Дальнего Востока навстречу Цусиме. Но Шмидт заболел и остался в России. Среди офицеров Шмидта недолюбливали, считали либералом.

Однако либеральные воззрения еще не означали того, что Шмидт был готов на участие в антигосударственном мятеже. То, что все-таки это произошло, свидетельствует о том, что Шмидт каким-то образом, еще до событий на «Очакове», связался с революционным подпольем.

Сам Шмидт, хотя и туманно, говорил об этом на следствии: «Меня нельзя рассматривать отдельно от движения, участником которого я был». Во время самого восстания на крейсере «Очаков» он заявил: «Революционной деятельностью я занимаюсь давно: когда мне было 16 лет у меня уже была своя тайная типография. Ни к какой партии я не принадлежу. Здесь, в Севастополе, собраны лучшие революционные силы. Меня поддерживает весь свет: Морозов жертвует на наше дело целые миллионы».

Хотя из этих путанных слов Шмидта трудно выяснить, где в них правда, а где желаемое выдается за действительное, но тот факт, что его поддерживали революционные организации Севастополя, что о его существовании знал сам Ленин, что Шмидт знал о «морозовских миллионах», говорит о том, что за спиной Шмидта, действительно, стояли реальные организации. Поэтому, думается, что не случайно Шмидт оказался на мятежном крейсере «Очаков».

В ноябре 1905 года, когда в Севастополе начались мятежи, Шмидт принял в них живейшее участие. Он сошелся с социал-демократами, выступал на митингах. Это участие Шмидта в революционных собраниях весьма негативно сказалось и на без того болезненном состоянии его психики. Он стал требовать от жены, чтобы она принимала участие в революционных сборищах, помогала ему в его новой революционной деятельности. Когда же жена отказалась, Шмидт оставил ее. Увидеться им было больше не суждено. Через несколько дней Шмидт примкнул к восстанию на крейсере «Очаков».

«Очаков» вернулся с учебного плавания 14 ноября 1905 года. Команда была уже не спокойной и известные своей революционностью матросы Гладков, Чураев и Декунин волновали ее вопросами установления в России народовластия. По возвращении «Очакова» в Севастополь, волнения среди команды еще более усилилось, так как до нее дошли слухи о возмущении севастопольского гарнизона. Капитан II-го ранга Писаревский, с целью ослабить это волнение, собрал матросов после ужина и стал им читать о героях русско-японской войны. Однако команда слушала его плохо. Тем не менее, ночь прошла спокойно. 12-го ноября на мачте в дивизии подняли позывные «Очакова» и сигнал: «прислать депутатов», то есть революционеры из взбунтовавшихся воинских частей требовали от «очаковцев» присоединиться к ним, прислав своих депутатов. Это очень сильно взволновало команду, которая по-своему истолковала этот сигнал, решив, что с матросами флотской дивизии чинят расправу. Команда потребовала направить депутатов в Севастополь узнать, что там происходит. В 11 часов утра на мачте дивизии вновь подняли сигнал с тем же призывом. Матросы Декунин, Чураев и Гладков стали кричать, что надо ответить на позывные дивизии и послать в нее депутатов, что «там режут людей». Все попытки лейтенанта Винокурова воздействовать на команду успеха не имели. Тогда старший офицер разрешил послать двух депутатов в дивизию. Для этого матросы выбрали Гладкова и Декунина, вместе с мичманом Городысским отправились в дивизию. Во флотской дивизии они никого не нашли и пошли в Брестский полк, где в этот момент происходил митинг. По дороге в полк они встретили ехавшего на извозчике арестованного мятежными матросами коменданта крепости. Шедшая вокруг повозки толпа кричала: «своим судом!». На митинге в полку депутаты увидели большое количество матросов и солдат. Там были выдвинуты и требования матросов и солдат, в основном сводившиеся к улучшению условий прохождения службы, амнистии для политических заключенных матросов и солдат, вежливое обращение с нижними чинами, увеличение жалования, отмена смертной казни и так далее.

Гладков и Декунин переговорили с матросами, узнали их требования и, убедившись, что ничего плохого с ними не происходит, вернулись на крейсер.

Команда стала успокаиваться, но часть матросов продолжали ее волновать, требуя немедленного исполнения требований. Матрос Чураев прямо заявил лейтенанту Винокурову, что он убежденный социалист и что на флоте много таких, как он. В 17 часов был получен приказ командира: «Кто не колеблясь стоит за Царя, пусть остается на корабле. Кто не желает иметь Его или сомневается, то те могут сойти на берег».

Этот приказ был объявлен утром 13-го ноября после поднятия флага. На вопрос капитана II-го ранга Соколовского: «Кто за Царя?», команда ответила: «все!», а на приказ выйти вперед тем, кто за мятеж, не вышел ни один человек. Тем не менее, глухое волнение среди команды продолжалось. В то же время на «Очаков» с другого корабля эскадры приехал офицер, который сказал, что если «Очаков» еще раз ответит на сигналы мятежников из гарнизона, то по нему будут стрелять. На это матрос Чураев ответил: «Ну что ж, пусть стреляют».

Матросы решили продолжить сноситься с берегом. Около 14 часов 13-го ноября, на «Очаков» приехали с берега два депутата. Командир «Очакова» попытался не дать им встретиться с матросами. но команда его не слушала. Депутаты сказали матросам, что на стороне восстания весь Брестский полк, крепостная артиллерия, Белостокский полк и другие воинские подразделения. Это было сильным преувеличением, но оно на команду подействовало. Депутаты сказали матросам, что они должны поддержать восставших. Команда ответила утвердительно. Тогда офицеры решили покинуть крейсер, что они и сделали, переехав на крейсер «Ростислав». После спуска флага, на «Очаков» приехал капитан I-го ранга Сапсай с флаг-офицером. Сапсай держал перед командой «Очакова» речь, убеждая ее прекратить мятеж. В конце речи Сапсай потребовал, что бы те, «кто хочет служить верой и правдой Государю Императору вышли вперед ». Вновь, как и в первый раз, вперед вышла вся команда. Тогда Сапсай потребовал, чтобы были выданы те, кто не хочет служить дальше. Команда ответила, что служить хотят все. Но в то же время, кто-то из команды спросил: «А как наши требования?» Сапсай ответил, что они будут направлены в Петербург и там рассмотрены. Матросы просили Сапсая, чтобы офицеры вернулись на крейсер. Сапсай сказал, что офицеры вернуться только в том случае, если команда даст честное слово не участвовать в мятеже и слушаться своих офицеров. Матросы обещали. Окрыленный Сапсай поехал на «Ростислав» и сказал офицерам, что они могут возвращаться. Офицеры вернулись и потребовали от матросов сдать бойки от орудий. Команда уже хотела вернуть бойки, когда какой-то человек отчаянно крикнул: «Оружия не отдавать – ловушка!». Матросы отказались отдавать бойки, и офицеры вновь уехали на «Ростислав».

Как только офицеры вторично покинули крейсер, перед матросами выступил кондуктор Частнин, который сказал, что он уже 10 лет как «поклонник идей свободы» и предложил свое руководство, на что получил согласие команды.

Тем временем, офицеры, надеясь успокоить команды эскадры, решили направить со всех ее кораблей депутатов в мятежный Севастополь. Это было безусловной ошибкой, так как свидетельствовало о слабости офицеров, которые как бы разрешали начать переговоры с бунтовщиками. В 8 часов утра 14-го ноября депутаты вышли на пристань. Но перед тем, как идти в гарнизон, они решили сначала пойти к Шмидту, чтобы спросить у него совета. Этот момент чрезвычайно интересен: кто-то таким образом умело пропагандировал Шмидта, иначе трудно объяснить почему матросы пошли именно к нему за советом?

Депутаты отправились на квартиру Шмидта. Тот встретил их очень приветливо. Прочитав требования матросов, Шмидт разразился длинной речью с критикой существующего в России государственного строя, говорил о необходимости Учредительного собрания, в противном случае Россия погибнет. Таким образом, он умело подменил наивные и, в целом, не существенные требования матросов, политической программой революционных партий. К тому же Шмидт заявил, что он – социалист и что надо искать офицеров, симпатизирующих революции, из них выбрать командиров, а остальных арестовать. Когда все команды примкнут к восстанию, он возглавит флот и пошлет Государю Императору телеграмму, в которой объявит, что флот перешел на сторону революции. Однако как только депутаты ушли от него, Шмидт, переодевшись в форму капитана II-го ранга, поехал на «Очаков» и заявил команде: «Я приехал к вам, так как офицеры от вас съехали и поэтому вступаю в командование вами, а также всем Черноморским флотом. Завтра я подпишу об этом сигнал. Москва и весь русский народ со мною согласны. Одесса и Ялта дадут нам все необходимое для всего флота, который завтра примкнет к нам, а также крепость и войска, по условному сигналу подъемом красного флага, который я подыму завтра в 8 часов утра». Команда покрыла речь Шмидта громовым «ура!»

Трудно сказать, верил ли сам Шмидт в то, что говорил. Скорее всего он об этом не думал, а действовал под впечатлением момента. В очерке Ф. Зинько о Шмидте говорится: « Экзальтированный, пораженный величием открывающихся перед ним целей, Шмидт не столько руководил событиями, сколько вдохновлялся ими ».

Но несмотря на экзальтацию, Шмидт явил себя как расчетливый, хитрый и двоедушный человек. Когда на крейсер прибыл капитан II-го ранга Данилевский, Шмидт принял его в капитанской каюте и сказал, что он прибыл на крейсер с целью повлиять на команду, что главная его задача успокоить ее и вернуть крейсер в нормально состояние. Шмидт заявил, также что считает пропаганду в военное время очень опасной. Данилевский вернулся на «Ростислав» в полной уверенности, что «Очаков» в надежных руках.

Однако уже в 18 00 в гарнизоне состоялось заседание депутатов, на котором выступил Шмидт. Шмидт вновь заявил, что он социалист по убеждениям, что нужно требовать созыва Учредительного собрания. Он призвал ко всеобщему восстанию в армии и на флоте. Далее Шмидт сказал, что необходимо захватить «Ростислав». Для этого он предложил следующий план: он, Шмидт, пробравшись на «Ростислав», арестует адмирала, затем от его имени даст команду всем офицерам собраться в адмиральской каюте, где также их всех арестует.

Тем временем, на сторону восстания перешли контр-миноносец «Свирепый» и три номерных миноносца, которые были отведены в подчинение Шмидту, который вечером вернулся на «Очаков», захватив с собой своего 16-летнего сына Евгения. Около 6-ти часов утра на «Очаков» были привезены арестованные в гарнизоне офицеры с крейсера «Гридень» и миноносца «Заветный». Эти офицеры поехали в гарнизон за провизией, где и были схвачены мятежниками. Среди них был также генерал-майор Сапецкий. Шмидт приказал разместить арестованных по каютам. Затем по его приказу был захвачен пассажирский пароход «Пушкин». Шмидт распорядился всех пассажиров собрать на палубе «Очакова», что и было сделано. На восходе солнца он в присутствии команды и захваченных пассажиров, поднял над «Очаковом» красный флаг. При этом, Шмидт дал сигнал: «Командую флотом – Шмидт». Интересно, что во время поднятия красного флага, оркестр играл «Боже, Царя храни!». Этим он хотел привлечь на свою сторону другие суда эскадры, успокоить офицеров и матросов других кораблей, убедив их, что он не мятежник. Однако те безразлично отнеслись к этому сигналу.

Увидев, что на других судах не подымаются красные флаги, Шмидт отправился на миноносец «Свирепый» и стал в рупор призывать матросов других судов переходить на его сторону, так как «с ним Бог, Царь и весь русский народ». Ответом ему было гробовое молчание остальных судов.

Тогда Шмидт с группой вооруженных матросов прибыл на транспорт «Прут», где содержались арестованные моряки с броненосца «Потемкина». Офицер «Прута» принял Шмидта и его людей за караул, прибывший забрать очередную партию заключенных. Войдя на судно, Шмидт немедленно арестовал офицера и освободил заключенных, доставив их всех на «Очаков», где их встретили криками «ура!» В этот момент на «Очаков» прибыли ничего не подозревающие офицеры: командир «Прута» капитан I-го ранга Радецкий и сопровождающие его лица. Их немедленно арестовали и разместили по каютам.

Тем временем, Шмидт все больше убеждался в провале своих планов. Когда он следовал с «Прута» на «Очаков», ему кричали со «Свирепого»: «Мы служим Царю и Отечеству, а ты, разбойник, заставляешь себе служить!»

Шмидт приказал отпустить пассажиров с «Пушкина», так как они ему были больше не нужны. К его удивлению, двое из них, студенты, отказались покидать корабль и примкнули к восстанию.

Убедившись, что мятеж не получает поддержки со стороны остальных судов, Шмидт сбросил маску и принялся действовать как заправский террорист и революционер: «Я имею много пленных офицеров, то есть заложников », – послал он сигнал всем судам. Ответа вновь не последовало. Тогда Шмидт решил захватить броненосец «Пантелеймон», бывший «Потемкин», что ему и удалось сделать. Арестовав всех офицеров, он выступил перед ними с речью: «Здесь, – говорил он, – в Севастополе, собраны лучшие революционные силы. Меня поддерживает весь свет. (…) Ялта даром снабжает меня провизией. Ни одна из обещанных свобод не осуществлена до сих пор. Государственная Дума – это пощечина для нас. Теперь я решил действовать, опираясь на войска, флот и крепость, которые мне все верны. Я потребую от Царя немедленного созыва Учредительного собрания. В случае отказа, я отрежу Крым, пошлю своих саперов построить батареи на Перекопском перешейке, и тогда, опираясь на Россию, которая меня поддержит всеобщей забастовкой, буду требовать, просить я уже устал, выполнение условий от Царя. Крымский полуостров образует за это время республику, в которой я буду президентом и командующим Черноморским флотом. Царь мне нужен потому, что без него темная масса за мной не пойдет. Мне мешают казаки, поэтому я объявил, что за каждый удар нагайкой я буду вешать по очереди одного из вас, и моих заложников, которых у меня до ста человек. Когда казаки мне будут выданы, то я заключу их в трюме «Очакова», «Прута» и «Днестра» и отвезу в Одессу, где будет устроен народный праздник. Казаки будут выставлены у позорного столба и каждый сможет высказывать им в лицо всю гнусность их поведения. В матросские требования я включил экономические нужды, так как знал, что без этого они за мной не пойдут, но я и депутаты матросы смеялись над ними. Для меня единственная цель – требования политические».

Здесь Шмидт как всегда выдает желаемое за действительное. Ни о какой сколько-нибудь существенной помощи мятежникам ни со стороны Ялты, ни со стороны Крыма, а тем более всей России и «всего света», речи не шло. Наоборот, к Севастополю двигался генерал Меллер-Закомельский с верными частями, остальные корабли Черноморской эскадры сохраняли полную верность правительству. Шмидт не мог не понимать, что часы его иллюзорной власти неминуемо сочтены. И он шел ва-банк, фантазируя о республике, отделении Крыма, своем президентстве и так далее. Скорее он убеждал в своем могуществе не пленных офицеров, а самого себя. Его мысли принимают порой болезненно-горячечный оборот: «Я буду требовать, просить я уже устал, выполнения условий от Царя…». У кого и что просил когда-либо Шмидт? Но главное в этих словах другое: Царь, унижено выполняющий условия Шмидта, – вот о чем мечтал первый «красный адмирал»!

Но не надо думать, что Шмидт был невменяем и действовал в полубреду. Нет, его методы и тактика абсолютно продуманы: вешать заложников, своих товарищей офицеров, прикрываясь матросами для своих амбициозных целей, обманывать их, смеяться над их наивностью и доверчивостью, подставлять их во имя своей гордыни под преступление, за которое грозила смертная казнь, планировать расправы над казаками – все это хорошо знакомые методы и тактика террористов всех времен и народов, и Шмидт действовал как террорист.

Но как и всякий террорист, как бы удачлив он ни был, Шмидт был обречен. Положение его ухудшалось с каждой минутой. В Севастополь вошел генерал Меллер-Закомельский, который быстро покончил с мятежом. Береговая артиллерия севастопольской крепости открыла огонь по «Очакову», который вместе с присоединившимися к нему «Свирепым», «Прутом» и «Пантелеймоном», был окружен верными Царю кораблями. По мятежным кораблям изо всех орудий был открыт ураганный огонь. «Свирепый» пытался отвечать ответным огнем, но он был подавлен, и корабль потерял управление. Команда «Свирепого» бросилась в воду. «Прут» и «Пантелеймон» после первых же выстрелов спустили красные флаги.

Между тем на «Очакове» Шмидт полностью утратил хладнокровие. Он кричал, что перевешает всех офицеров, если не прекратится огонь. Потом сказал: «иду принимать смерть». Но в этот момент по «Очакову» стали бить все башенные орудия «Ростислава», «Терца» и «Памяти Азова», а также береговая артиллерия крепости. Команда «Очакова» бросилась в воду. Одним из первых бежал лейтенант Шмидт. Это было вызвано не его трусостью: просто, как и всякий революционер, он счел нецелесообразным принимать «глупую» смерть на обреченном крейсере. Его и его сына, подобрал миноносец №270. Через несколько минут, посланный с «Ростислава» катер доставил Шмидта на броненосец. «Очаков» поднял белый флаг.

Шмидта и его подельщиков судил черноморский военно-морской суд под председательством адмирала Чухнина, который в марте 1906 года приговорил Шмидта к смертной казни через повешение, которое потом было заменено расстрелом. Матросов Гладкова, Частника и Антоненко суд приговорил к расстрелу. 6 марта 1906 года приговоры были приведены в исполнение.

Выступая на суде Шмидт сказал: «Позади за спиной у меня останутся народные страдания и потрясения пережитых лет. А впереди я вижу молодую, обновленную, счастливую Россию».

Насчет первого Шмидт был абсолютно прав: за его спиной остались страдания людей и потрясения. Но что касается «молодой, обновленной и счастливой России», то Шмидту не суждено было узнать, как глубоко он ошибался. Через 10 лет после расстрела Шмидта, его сын, молодой юнкер Е. П. Шмидт, добровольцем ушел на фронт и геройски воевал «За Веру, Царя и Отечество». В 1917 году он категорически не принял Октябрьский переворот и ушел в Белую армию. Прошел весь ее путь от Добровольческой армии до крымской эпопеи барона Врангеля. В 1921 году пароход увез Евгения Шмидта за границу от севастопольской пристани, с тех мест, где в 1905 году его отец помогал тем, кто сейчас поработил его Родину и гнал его самого на чужбину. «За что ты погиб, отец? – спрашивал его в изданной заграницей книге Евгений Шмидт. – Неужели для того, чтобы твой сын увидел, как рушатся устои тысячелетнего государства, расшатанные подлыми руками наемных убийц, растлителей своего народа? ».

В этом горьком вопросе сына «красного адмирала» заключается главное поражение лейтенанта Шмидта.